Кемпинский Антон
Богатство и необычность переживаний, впечатлений и мыслей шизофреников, с одной стороны, а с другой — таинственность этого мира и бесплодность исследовательских усилий, направленных на постижение сущности этой болезни, несомненно, оправдывают попытки новых теоретических подходов к этой проблематике. Все это и явилось поводом для изложения представленных здесь рассуждений.
Общаясь с шизофрениками, трудно избежать впечатления, что они «профилософствовывают» свою жизнь. Если большинство людей придерживается принципа: primum vivere deinde philosophari (1), то о шизофрениках смело можно сказать, что они этот принцип инвертировали.
Дела повседневной жизни отходят у них на дальний план; они не важны в сравнении с огромностью их переживаний и общих проблем, которые целиком завладевают ими. Это создает иногда — с точки зрения внешних наблюдателей — ложную картину чувственного притупления. Ибо этих больных не волнует судьба их близких, как и их собственная судьба; они поглощены проблемами сущности бытия, смысла мироздания и своей миссии в нем, борьбы добра и зла, истинного обличия вещей, которые скрываются за видимостью, катаклизма конца света и т. д.
Ввиду разнообразия и богатства шизофренических переживаний трудно представить их полную картину. Индивидуальный и неповторимый характер истории жизни каждого из пациентов, влияние среды и культуры, конфликты, травмы, деформации линии развития и т. д. обусловливают то, что в каждом случае болезненные переживания различны.
Несмотря на эти индивидуальные и социальные различия, в шизофреническом мире существуют общие черты, позволяющие ставить диагноз независимо от исторической эпохи, культурного круга, социального слоя, образования, а также индивидуальных факторов, которые в сумме влияют на дифференциацию картины болезни.
Одну из основных черт можно определить названием «философичность». Такое определение людям, посвятившим свой труд философии, может показаться оскорбительным, однако, по существу, если мы вспомним, что шизофренический мир является миром страданий, а смерть иногда избавлением, и что этот мир открывается в озарении, ужасность и красоту которого передать невозможно, сравнение с ним для так называемого «нормального человека» было бы в определенном смысле почетным.
Психиатр должен был бы располагать достаточной дисциплиной философского мышления и знанием философских систем, чтобы суметь правильно представить философию шизофреника (шизофреническую философию). Однако, может быть, и постановка проблемы неспециалистом привлечет философов к дискуссии и заинтересует переживаниями шизофреника с философской точки зрения, если это в их представлении окажется возможно.
Из двух таблиц, на которых были представлены десять заповедей Моисея, таблица вторая, относящаяся к обычным, повседневным человеческим делам и конфликтам, занимает в жизни обычного человека значительно больше места, нежели первая, касающаяся дел божественных и окончательных. Человеку так называемому «нормальному» трудно оторваться от конкретности жизни. Философия требует, однако, такого отрыва, ибо только в абстракции может твориться общая картина действительности.
Человек обладает способностью отрываться от конкретности жизни, свободно перемещаться в пространстве и времени, создавать абстрактные структуры и навязывать их своему окружению. За относительную свободу от натиска действительности он платит ценой отдачи себя в неволю структурам, собственным или чужим, которые могут определять его иногда неявную и неосознаваемую философию жизни. Он утрачивает также гармоническую связь с окружением, столь типичную для мира животных, которая является, собственно, внешним выражением конкретной установки — сращенности с собственной средой.
В шизофрении иерархия ценностей подвергается инверсии. Первая таблица Моисея становится наиважнейшей. Шизофреник мог бы сказать себе: «Царство мое не из этого мира». Благодаря этому, может быть, общество шизофреников значительно лучше общества так называемых нормальных людей, либо невротиков; в нем отсутствует борьба за власть, интриги, зависть.
Способность отрываться от конкретной ситуации, которую можно считать специфически человеческой и наиболее полным выражением которой, по-видимому, является мышление типа математического и философского, в шизофрении превращается в черту патологическую, которую Е. Блейлер, а за ним и многие другие психиатры считают одним из ее осевых симптомов. Аутизм заключается в отделении от конкретности жизни. Процесс взаимодействия с окружением, в котором под влиянием сигналов внешнего мира собственные структуры подлежат непрерывному преобразованию, изменяется в автономное развитие собственных структур, независимое как от окружения, так и от самого больного.
В повседневной жизни примером такого автономного развития является сновидение. Во время сна контакт с окружением также прерывается. Образы сновидения, вопреки своей чувственной конкретности, становятся абстрактными, будучи не связанными с окружающей действительностью. А если даже с ней связываются, то сигналы из окружения подвергаются полному преобразованию и перерабатываются в более или менее фантастическое содержание сновидения.
Определенная степень аутизма — необходимое условие абстрактного мышления. Абстрактная установка — специфически человеческая. В мире животных доминирует установка конкретная.
Поведение животных можно бы определить посредством двух основных направлений движения — «к» и «от» источника стимулов. В первом случае сближение с окружающим миром приносит удовольствие от удовлетворения основных потребностей и чувство безопасности. Во втором — угрожает страданием и даже полным уничтожением. В зависимости от основного направления движения окружающий мир бывает «дружественный» и «материнский» либо враждебный, вызывающий страх и агрессию. В любом случае, однако, он конкретен, нагляден, дружественный (приятный) либо неприятный при столкновении с ним. Лишь у человека развивается во всей полноте третье направление движения, которое определяется через вектор «над». Богатство и разнообразие двигательных форм здесь значительно больше. Это формы наивысшей точности, прежде всего — мануальные движения и речь. Благодаря им человек может преобразовывать свою среду, навязывая ей собственную структуру, становиться ее властителем. Прежде чем, однако, приступить к деятельности, он должен эту структуру создать, что требует отрыва от конкретной ситуации, хотя бы минуты размышления, упорядочения своих переживаний так, чтобы из них возник план активности.
Этот план тем обширнее во времени и пространстве, чем больше отрыв от конкретной ситуации. В общем, редко смотрят на звезды и помещают себя в перспективе космоса. Каждый день вынуждает к активности; в ее конкретности проверяются создаваемые структуры. Отсюда вытекает, что они не могут слишком удаляться от действительности, ограничиваются в пространстве и времени актуальной ситуацией, те же, которые слишком отдаляются от нее, нереальны. Правда, человек имеет практически неограниченные возможности проецирования себя во времени и пространстве, и создаваемые им структуры могут простираться в бесконечность, однако в ходе жизни у него создается своеобразная иерархия ценностей, в соответствии с которой структуры более близкие и, тем самым, имеющие большую вероятность реализации, становятся важнее более отдаленных.
У шизофреников в результате отрыва от действительности иерархия ценностей утрачивается, а вместе с ней и сформированная в течение жизни пространственно-временная структура, иначе говоря, у шизофреника «своя рубаха не ближе к телу». Для него дела, отдаленные во времени и пространстве, касающиеся судеб мира, всего человечества, народов, религии, неоднократно бывают несравнимо важнее его личных дел.
Так, один больной переживал эту способность проецирования в пространстве и во времени почти непосредственно чувственным образом. С неслыханной скоростью переносился он из отдаленного прошлого в далекое будущее и чувствовал себя так, как если бы данный момент времени был действительно актуальным. Таким образом, он изменялся в субъективном ощущении то в маленького мальчика, то в старика. Подобным образом путешествовал он и в пространстве, имея впечатление, что носится над земным шаром и может задерживаться в произвольном месте: то быть в прериях Австралии, то в песках Сахары, на улицах Парижа и на Корсике во времена Наполеона. Пластичность переживаний была столь велика, что полностью заслоняла реальную ситуацию больного. Переживаемые образы не имели характера представлений или воспоминаний; они были абсолютно объективированы, подобно тому, как это бывает в сновидении, во внешнем пространстве. Структуры стали автономными, т. е. оказалась прерванной связь, соединяющая их с их создателем, они оказались вовне и потому приобрели свойства действительности, а не того, что изнутри происходит, что зависит от наших мыслей, чувств, мечтаний, воли, а тем самым является субъективным, но не объективным.
При шизофрении граница, отделяющая собственный мир от мира окружающего и дающая человеку чувство собственной отдельности, оказывается разрушенной. Собственные мыслительные построения, чувства и т. д. свободно проникают вовне более абстрактным или более чувственным способом; в первом случае говорят о бреде, во втором — о галлюцинациях. В слабой степени такая проекция случается также и у так называемых нормальных людей, когда под влиянием, например, страха они видят несуществующие вещи, либо когда собственные эмоциональные состояния приписывают персонажам из своего окружения. Это — известное фрейдовское уравнение: «я ненавижу — он меня ненавидит». В шизофрении, однако, внутренние содержания, как в клетке, оболочка которой повреждена, расплываются в окружении.
Проникновение обоих миров, внутреннего и внешнего, — двустороннее. Шизофреник с легкостью проникает в чужие мысли, прочитывает, что делается внутри. Ding an sich(2) для него не существует; он управляет чужой волей, явлениями природы, политическими событиями, судьбами человечества и даже всей вселенной, получая всемогущество бога. Он сам, однако, управляем таинственными силами, враги прочитывают его мысли, выдают противоречащие его мыслям приказы; он становится безвольным автоматом, в пего вселяются чуждые существа: бог, дьявол, герои, преступники, звери, чудища, он не является уже больше сам собой. То он наверху, то внизу, всемогущий субъект и безвольный объект.
Чувство границы, отделяющей собственный мир от окружающего — существенный элемент переживаний каждого человека. Границы сокращаются в состоянии печали, когда человек остается один на один со своими переживаниями, и расширяются в состоянии радости («мир принадлежит радостному»), они более проницаемы, когда глаза и уши па все открыты, либо более замкнуты, когда человек погружается в собственные мечтания и мысли. Всегда, однако, остается чувство, что есть нечто вовне и нечто внутри. То, что вовне, не может проникнуть к нам вовнутрь, и, наоборот, мы должны удовлетворяться только внешним присутствием предметов окружения.
Человек стремится, однако, обнародовать и даже навязать окружению то, что он сам переживает, свою собственную структуру, и не довольствуется только внешним видом предметов, а стремится их «просветить», «проникнуть внутрь их». Обычно при этом он их повреждает, подобно ребенку, который уничтожает игрушку, чтобы посмотреть ее изнутри. Его возбуждает мысль, которая, возможно, является важным моментом в развитии науки и искусства, что то, что он видит и слышит, это еще не все, что под внешним образом действительности скрывается иной, истинный образ. Его тянет также к выходу из замыкающих его границ, к слиянию с окружающим миром, то ли в форме любви к другому человеку, мистического переживания, то ли в состоянии озарения, художественного или научного и т. п. Мир шизофреника наполняется тем, что не составляет обычного содержания мира: таинственными силами, невидимыми лучами, следящими глазами, приказывающими голосами, необычными персонажами — духов, ангелов, дьяволов, умерших. С лиц близких ему людей спадают маски, он видит их «истинное» обличие, иногда по-прежнему прекрасное, иногда — страшное. Нет необходимости добавлять, что все это — творения его собственного мира, которые в результате прорыва границы спроецировались во внешний мир и приобрели свойства объективной действительности.
Парадокс шизофренического аутизма состоит в том, что изолируясь от контактов с окружающим миром, создавая все более плотное препятствие между ним и собой, больной доходит, в конце концов, до прорыва нормальной границы, благодаря чему проникает в окружающий мир, познает его «истинное» обличие, а окружающий мир проникает в него, прочитывает его мысли, управляет ими, вынуждает к странным деяниям и словам, больной теряет власть над собой.
Подобно тому, как уничтожение клеточной оболочки приводит к уничтожению как морфологической, так и функциональной структуры клетки, так в аутистическом отрыве от окружающего мира в противопоставлении закону непрерывного обмена со средой, когда процесс достигает вершинной точки, в которой граница, отделяющая от внешнего мира, оказывается прорванной, наступает в первый момент хаос. Больным овладевают противоположные мысли, впечатления, чувства. Слабое представление об этом состоянии дезинтеграции собственного мира и окружающего дают переживания перед засыпанием, интенсивность которых, правда, мала, но сущность подобна: создающаяся структура сновидения смешивается и взаимопересекается со структурами гаснущей действительности.
Разбиение предшествующего порядка мира, каков бы он ни был, сопровождается ужасающим чувством страха. Лишь в слабом приближении можно в него вчувствоваться, представляя себе, что все внутри и вокруг становится иным. Ты уже перестаешь быть самим собой, ибо утрачена собственная структура и граница, отделяющая то, что внутри, от того, что снаружи. В зависимости от мимолетных чувств и мыслей становишься то одним, то другим. Это не только изменения атрибутивные, испытываемые в большей или меньшей степени каждым человеком, когда ему представляется, что он то мудрый, то глупый, добрый — злой, прекрасный — безобразный, но также изменения субъективные: больной становится совершенно иным человеком, а иногда вообще не человеком, но богом, дьяволом, животным, неодушевленным предметом. Утрачивается власть над собственными психическими актами и экспрессией, двигательной и словесной. Видимо, вследствие этого, они перестают быть собственными мыслями, чувствами, движениями и словами. Возникает убеждение, что они навязаны извне, что субъектом управляют таинственные силы, так, например, рука вдруг выполняет движение, которого больной и не думал выполнять, рот произносит слова, которых человек не намеревался говорить, чувствуется ненависть к человеку, который ранее был любим, зарождаются мысли, которые самому больному никогда бы и не выдумать.
Разбивается также структура внешнего мира. Исчезает созданный в течение жизни пространственно-временной порядок, благодаря которому одни вещи ближе, другие дальше: прошлое смешивается с настоящим и будущим, близкое — с далеким. В отношении к людям стирается иерархия дистанций, которая в языке выражается структурой личного местоимения: я, ты, он, мы, вы, они — упрощается до я — они. Они смотрят, корчат странные мины, шепчут. Вследствие прорыва границы они проникают вовнутрь больного, сообщают ему мысль, управляют волей. С другой стороны, однако, исчезает граница предметов, предметы видятся внутри, постигается их сущность, в них можно проникать, ими можно управлять, это возбуждает чувство божественного всеведения и всемогущества.
Наступает, однако, момент озарения, когда из этого поражающего хаоса новых и необычных явлений выкристаллизовывается конструкция, восхищающая своеобразной логической точностью. Все соединяется в связное целое, нет явлений случайных или безразличных, наименьшая вещь имеет свой смысл, все что-то обозначает и все больного касается. Психиатр говорит о возникновении бредовой системы.
Среди разнообразной тематики бреда относительно часто повторяются три мотива, которые можно бы определить как космологический, эсхатологический и харизматический. Шизофреническая космология основывается на том, что больной поглощен проблемами вселенной, человечества, народов. Создает собственные концепции сущности и смысла вселенной. В особенности борьба добра со злом выдвигается в этих концепциях на первый план. Проблемы окончательные, апокалиптические видения конца света, последнего суда, рая или ада, кровавых войн, яростной борьбы между сторонниками добра и зла и т. п. занимают значительную часть шизофренического бреда. Возможно, что шизофреническая эсхатология возникает из распада собственного мира: с собственным миром гибнет весь космос.
В шизофреническом озарении больной вдруг видит смысл собственной жизни и свое мессианство. Все становится неважным в сравнении с этой наивысшей целью, которая отныне будет ему светить. Иногда эта цель бывает социально позитивной. Больной посвящает все мысли созданию великого произведения своей жизни, например, харитативного, как брат Альберт, художественного, как Стриндберг, Монсель, либо философского, как, предположительно, Конт. Чаще шизофреническая харизматика производит на окружение впечатление безвредного либо вредного чудачества (странности), как в случае одного больного, который для спасения человечества от грозящего конца света отрубил себе палец ноги.
Возникает вопрос, имеют ли бегло представленные здесь проблемы шизофренического мира что-нибудь общего с тематикой и методом философского мышления. Психиатру трудно ответить на этот вопрос, ему необходима помощь философа. Представляется, что следующие моменты могут оказаться согласующимися.
1. Отрыв от конкретности и благодаря этому большая легкость перемещения в пространстве и времени.
2. Стремление к преодолению границы, отделяющей человека от его окружения, отсюда — поиски сущности вещей, неудовлетворенность их внешней картиной.
3. Склонность к созданию интегрирующих структур и к навязыванию их окружающему миру, благодаря чему действительность приобретает логические черты причинных связей.
4. Большая заинтересованность проблемами фундаментальными и окончательными в ущерб делам обычным и повседневным.
Никто не сомневается, что шизофрения — болезнь; за это говорит уже хотя бы огромная степень страданий таких больных. Однако нельзя отрицать, что есть в этой болезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию.
1. Сначала жить, потом философствовать (лат.)
2. Вещь в себе (нем.)
